«Дельность изделия, надежность, искони собирает и содержит в себе все вещи, все что ни есть, каковы они ни есть. А служебность изделия – сущностное следствие надежности. Служебность погружена в надежность, она ничто без нее. Отдельное изделие, если им пользоваться, изнашивается и истрачивается; но вместе с этим использованием и само использование используется, изнашиваясь и делаясь обыденным. И так само бытие изделия приходит в запустение и опускается. Такое опустошение дельности есть убывание надежности. А убыль, которой все вещи человеческого обихода бывают обязаны своей тоскливо-назойливой обыденностью, есть лишь новое свидетельство в пользу изначальной сущности дельности изделия. Истираясь и истрачиваясь, обыденность изделия начинает выпирать наружу как единственный и будто бы единственно возможный для изделия способ бытия. И теперь уже одна лишь служебность зрима в изделии. Она создает видимость, будто исток изделия заключен просто в его изготовлении, напечатляющем такую-то форму такому-то веществу. И все же у дельности изделия более глубокое происхождение. У вещества и формы и у различения того и другого более глубокий исток».
К сожалению, из сочинений подобного рода приходится приводить длинные цитаты, иначе вообще ничего понять нельзя. Но даже и обширные цитаты мало что дают. Мы чувствуем, что автор тужится донести до нас какую-то мысль, но сама мысль еще неясна, она еще едва просвечивает сквозь кружево повторяющихся слов и только намеками автор способен указать на нее. Отсюда и какие-то неуклюжие слова, неологизмы, тавтологии – «использование используется», «дельность изделия».
У философов этого типа часто вообще нет мысли, а есть некое неясное чувство, которое автор стремится передать читателю".
А потом вся эта похабень а-ля Хайдеггер расползается по российским философским монографиям и диссертациям, позоря отечественную философию в глазах широкой общественности ...
Journal information